1.2 Defining and MeasuringAs may be

1.2 Defining and Measuring
As may be imagined, it is easy to find definitions of bilingualism that reflect widely divergent responses to the question of degree. In 1933, for example, Bloomfield observed that bilingualism resulted from the addition of a per¬fectly learned foreign language to one's own, undiminished native tongue; he did rather confuse the issue, however, by admitting that the definition of "perfection" was a relative one. With this admission, Bloomfield did not remove the question of degree, but he did imply that any division between monolingualism and bilingualism should occur nearer to the Steiner end of the continuum than to the c'est la vie one. Others have been purposely vaguer: Weinreich (1953) simply defined bilingualism as the alternate use of two lan¬guages; in the same year, Haugen suggested that bilingualism began with the ability to produce complete and meaningful utterances in the second lan¬guage. This suggests that even members of the c'est la vie camp are bilingual. Generally speaking, earlier definitions tended to restrict bilingualism to equal mastery of two languages, while later ones have allowed much greater varia¬tion in competence. But since this relaxation proves in practice to be as unsat¬isfactory as an argument from perfection - at least for the purpose of defining bilingualism in any generally applicable fashion - most modern treatments acknowledge that any meaningful discussion must be attempted within a spe¬cific context, and for specific purposes.
Further complicating this matter of degree, this question of where bilingual¬ism starts, is the fact that any line drawn must cross not just one general language dimension, but many more specific threads of ability. Consider, first, that there are four basic language skills: listening, speaking, reading, and writ¬ing. Consider further the possible subdivisions: speaking skill, for example, includes what may be quite divergent levels of expression in vocabulary, gram¬mar, and accent. There is thus a substantial number of elements here, all of which figure in the assessment of bilingualism; it does not follow that strength in one means strength in another:
a pupil may be able to understand spoken English and Welsh, speak English
fluently but Welsh only haltingly, read in Welsh with a reading age of six and in
English with a reading age of eight, write poorly in English and not at all in
Welsh. Is that pupil bilingual? (Baker, 1988, p. 2)
In general, given both the basic skills, and their subdivisions, there are at least twenty dimensions of language which could or should be assessed in order to determine bilingual proficiency. It may be, as Weinreich observed, that a rough gauge of relative proficiency may be easily accomplished, that in many cases we can with some certainty say which language is dominant, but these matters are not always simple, and a rough reckoning may be quite inadequate if we wish, say, to compare groups of bilingual individuals, or if we wish to study the relationship between bilingualism and other personality traits.
Many tests have been used to measure bilingualism; these include rating scales and fluency, flexibility, and dominance tests. The first of these can in¬volve interviews, language usage measures, and self-assessment procedures. In some ways, relying upon self-ratings has a lot to recommend it, but the strengths here rest upon the capacity of an individual to self-report accurately, a roughly equivalent sense across individuals of what competence means, and a disinterested and unbiased willingness to communicate proficiency levels. None of these can be taken for granted, and the inaccuracies of census infor¬mation about languages (as an illustrative example) often rest upon self¬assessment difficulties. Indeed, some of the problems here can also affect the apparently more objective tests of fluency and flexibility. We might, for ex¬ample, ask people to respond to instructions in two languages, measure their response times and, on this basis, try to ascertain dominance. Or we could present picture-naming or word-completion tasks, we could ask subjects to read aloud, or we might present a word which occurs in both languages (pipe, for example, occurs in both French and English) and see how it is pronounced. We could simply test for extent of vocabulary, or see how many synonyms for a given word a person can come up with. Yet, although the results of such tests often intercorrelate, they are clearly far from perfect.
Apart from the hazards already noted, it can easily be seen that factors such as attitude, age, sex, intelligence, memory, linguistic distance between the two languages, and context of testing are all potentially confounding. Further¬more, even if we were able to gauge with some accuracy, there would remain problems of adequate labeling; that is, it is hardly to be expected that meas¬ured individuals would neatly fall into one, or two, or four neat categories of ability, or degrees of bilingualism. There even remains confusion as to what term ought to be applied to those much sought-after individuals whose bilin¬gual capacities are great: are they to be known as balanced bilinguals, or ambilinguals, or equilinguals (to cite only three such terms)? Baetens Beardsmore (1986) described the ambilingual as a person who, in all contexts, can function equally well in either language, and who shows no trace of language A when using B. Given, however, that such individuals constitute a "rare if not non¬existent species" (p. 7), the term "balanced bilingual" (or, less commonly, "equilingual") is reserved for those whose mastery of both varieties is more roughly equivalent. What we see here, in effect, is a continuation of those difficulties and hazards, of those confounding factors, to the very highest lev¬els of ability. What is clear, however, is that the vast number of those to whom the term "bilingual" can be at all reasonably applied fall into the category of "non-fluent" bilingualism.
There are some other basic matters that cut across the larger topic of degree of fluency. For instance, a useful distinction can be made between receptive (or passive) bilingualism, and productive (or active) competence; the difference here is between those who understand a language - either spoken or written - but cannot produce it themselves, and those who can do both. A receptive competence only has been referred to as semibilingualism. This term should not be confused with another, semilingualism, which refers to a lack of com¬plete fluency in either language. (In 1927, Bloomfield made a famous char¬acterization of "White Thunder" as a man who "may be said to speak no language tolerably" (p. 437).) More recently, the idea of knowing neither of two languages well has been advanced in connection with ethnic minority- group speakers (for example, Hansegard's notion of the halvsprakighet affect¬ing Finnish-Swedish bilinguals; see Romaine, 1995), and this has meant that semilingualism has become extended from a solely linguistic description to a catchword with political and ideological overtones relating to majorities and minorities, domination and subordination, oppression and victimization.
Added to all this is the common metaphor of some finite "containerized" competence which has bedeviled the literature for some time. At its simplest, this suggests that what you gain on the swings of one language you lose on the roundabouts of the other. But using such a container metaphor for lan¬guage acquisition and skills may be quite mistaken, and it need hardly be said that naive efforts to come to grips with complexity may do more harm than good. As well, even if we were to acknowledge some finite-capacity model, all that we know of intellectual structures and functions would suggest that the capacity - for languages, among other things - is quite large enough that we need not worry about exceeding our limits. If there is any credibility at all to the idea of semilingualism, it must rest upon a rather rare complex of social deprivations and should not particularly be seen as any sort of looming dan¬ger attaching to linguistic duality - for which it represents only "a half-baked theory of communicative competence" (the title of a piece by Martin-Jones and Romaine, 1985), coupled with the view that the usual goal of the bilingual speaker is to have each language container hold not only equal but "full" amounts (see also Baetens Beardsmore, 1986). In short, semilingualism is another species of the argument from perfection. We should remember that for all "non-fluent" bilinguals (i.e. the overwhelming majority, perhaps all), the second language may be weaker than the first which, itself, will never reach perfection, and that all language matters interact strongly with demands of function and context.
Not to be confused with all of this is another distinction, that between addi¬tive and subtractive bilingualism. In some circumstances, the learning of another language represents an expansion of the linguistic repertoire; in others, it may lead to a replacement of the first. The different outcomes here reflect differ¬ent social pressures and needs. Additive bilingualism generally occurs where both languages continue to be useful and valued; a classic example is found in the bilingualism of aristocracies and social elites in systems in which it was considered natural and proper that every educated person know more than one variety. Subtractive bilingualism, on the other hand, often implies a society in which one language is valued more than the other, where one dominates the other, where one is on the ascendant and the other is waning.

Results (Russian) 1:

1.2 Defining and MeasuringAs may be imagined, it is easy to find definitions of bilingualism that reflect widely divergent responses to the question of degree. In 1933, for example, Bloomfield observed that bilingualism resulted from the addition of a per¬fectly learned foreign language to one's own, undiminished native tongue; he did rather confuse the issue, however, by admitting that the definition of "perfection" was a relative one. With this admission, Bloomfield did not remove the question of degree, but he did imply that any division between monolingualism and bilingualism should occur nearer to the Steiner end of the continuum than to the c'est la vie one. Others have been purposely vaguer: Weinreich (1953) simply defined bilingualism as the alternate use of two lan¬guages; in the same year, Haugen suggested that bilingualism began with the ability to produce complete and meaningful utterances in the second lan¬guage. This suggests that even members of the c'est la vie camp are bilingual. Generally speaking, earlier definitions tended to restrict bilingualism to equal mastery of two languages, while later ones have allowed much greater varia¬tion in competence. But since this relaxation proves in practice to be as unsat¬isfactory as an argument from perfection - at least for the purpose of defining bilingualism in any generally applicable fashion - most modern treatments acknowledge that any meaningful discussion must be attempted within a spe¬cific context, and for specific purposes.Еще более осложняет этот вопрос о степени, этот вопрос где bilingual¬ism начинает, является тот факт, что любой линия должна крест не только одно измерение общего языка, но многие более конкретных потоков способности. Рассмотрим, во-первых, что есть четыре основных языковых навыка: слушать, говорить, чтение и writ¬ing. Дальнейшего рассмотрения возможных подразделений: Выступая навыков, например, включает в себя, что может быть весьма различные уровни выражения в лексике, gram¬mar и акцент. Таким образом, существует значительное количество элементов здесь, все из которых фигурируют в оценке двуязычия; Это не означает, что сила в одном означает прочность в другой:ученик может иметь возможность понять, разговорный английский и валлийский, говорят на английском языкесвободно но валлийского только запинаясь, читать в валлийский с чтения шестилетнего возраста вАнглийский с чтения восьми лет, плохо писать на английском языке и вообще не вваллийский. Вот что ученик двуязычных? (Бейкер, 1988, стр. 2)В целом учитывая, как основные навыки, так и их подразделений, существует по меньшей мере двадцать размеры языка, которые могут или должны оцениваться с целью определения двуязычных знание. Это может быть, как Weinreich отметил, что приблизительного относительное знание может быть легко достигнуто, что во многих случаях мы можем с определенной долей уверенности сказать какой язык является доминирующим, но эти вопросы не всегда являются простыми, и грубый расплаты может быть весьма недостаточно, если мы хотим, скажем, для сравнения двуязычных групп, или если мы хотим изучить связь между двуязычия и другие личностные черты.Many tests have been used to measure bilingualism; these include rating scales and fluency, flexibility, and dominance tests. The first of these can in¬volve interviews, language usage measures, and self-assessment procedures. In some ways, relying upon self-ratings has a lot to recommend it, but the strengths here rest upon the capacity of an individual to self-report accurately, a roughly equivalent sense across individuals of what competence means, and a disinterested and unbiased willingness to communicate proficiency levels. None of these can be taken for granted, and the inaccuracies of census infor¬mation about languages (as an illustrative example) often rest upon self¬assessment difficulties. Indeed, some of the problems here can also affect the apparently more objective tests of fluency and flexibility. We might, for ex¬ample, ask people to respond to instructions in two languages, measure their response times and, on this basis, try to ascertain dominance. Or we could present picture-naming or word-completion tasks, we could ask subjects to read aloud, or we might present a word which occurs in both languages (pipe, for example, occurs in both French and English) and see how it is pronounced. We could simply test for extent of vocabulary, or see how many synonyms for a given word a person can come up with. Yet, although the results of such tests often intercorrelate, they are clearly far from perfect.Помимо опасности уже отмечалось можно легко видеть, что такие факторы, как отношение, возраст, пол, интеллекта, памяти, лингвистическое расстояние между двумя языками и контекст тестирования всех потенциально ужасно. Further¬more, даже если мы смогли оценить с некоторой точностью, останутся проблемы надлежащей маркировки; то есть это вряд ли можно ожидать, что meas¬ured лиц будет аккуратно попадают в один, два или четыре четкие категории способности, или степени двуязычия. Там даже остается путаница относительно того, какой срок должны быть применены лицам протяжение, потенциал которых bilin¬gual велики: они известен как сбалансированный билингвов, или ambilinguals или equilinguals (чтобы привести только три таких терминов)? Baetens Beardsmore (1986) описал ambilingual как лицо, которое во всех контекстах, может функционировать одинаково хорошо в любом языке, и который показывает никаких следов языка A при использовании б. Учитывая, однако, что такие лица составляют «редкие если не non¬existent видов» (стр. 7), термин «сбалансированный двуязычные» (или, реже, «equilingual») предназначена для тех, чье мастерство обоих сортов является более грубо. Что мы видим здесь, по сути, является продолжением этих трудностей и опасностей, этих отягощающих факторов, на самом высоком lev¬els способности. Ясно, однако, является, что огромное количество тех, для кого термин «двуязычный» может применяться на всех разумно попадают в категорию «не свободно» двуязычия.Есть некоторые другие основные вопросы, которые охватывают большие темы степенью беглости. Например полезным может быть различие между восприимчивым (или пассивной) двуязычие и продуктивного (или активный) компетенции; здесь разница между теми, кто - либо сказанного или написанного - понимать язык, но не могут производить его сами и те, кто может сделать оба. Восприимчивы компетенции только передан как semibilingualism. Этот термин не следует путать с другой, semilingualism, который ссылается на отсутствие беглости com¬plete на любом языке. (В 1927 году, Блумфилд сделал известный char¬acterization «Белый Гром» как человек, который «может сказать сносно говорить не языке» (п. 437).) Совсем недавно в связи с этнических меньшинств группа ораторов (к примеру, понятие Hansegard в halvsprakighet affect¬ing финско-шведской билингвов; см. Romaine, 1995) была выдвинута идея хорошо зная ни один из двух языков, и это означает, что semilingualism стать продлен с исключительно лингвистическое описание до колонтитула с политический и идеологический подтекст, касающимся большинства и меньшинства , господства и подчинения, угнетения и виктимизации.Added to all this is the common metaphor of some finite "containerized" competence which has bedeviled the literature for some time. At its simplest, this suggests that what you gain on the swings of one language you lose on the roundabouts of the other. But using such a container metaphor for lan¬guage acquisition and skills may be quite mistaken, and it need hardly be said that naive efforts to come to grips with complexity may do more harm than good. As well, even if we were to acknowledge some finite-capacity model, all that we know of intellectual structures and functions would suggest that the capacity - for languages, among other things - is quite large enough that we need not worry about exceeding our limits. If there is any credibility at all to the idea of semilingualism, it must rest upon a rather rare complex of social deprivations and should not particularly be seen as any sort of looming dan¬ger attaching to linguistic duality - for which it represents only "a half-baked theory of communicative competence" (the title of a piece by Martin-Jones and Romaine, 1985), coupled with the view that the usual goal of the bilingual speaker is to have each language container hold not only equal but "full" amounts (see also Baetens Beardsmore, 1986). In short, semilingualism is another species of the argument from perfection. We should remember that for all "non-fluent" bilinguals (i.e. the overwhelming majority, perhaps all), the second language may be weaker than the first which, itself, will never reach perfection, and that all language matters interact strongly with demands of function and context.Not to be confused with all of this is another distinction, that between addi¬tive and subtractive bilingualism. In some circumstances, the learning of another language represents an expansion of the linguistic repertoire; in others, it may lead to a replacement of the first. The different outcomes here reflect differ¬ent social pressures and needs. Additive bilingualism generally occurs where both languages continue to be useful and valued; a classic example is found in the bilingualism of aristocracies and social elites in systems in which it was considered natural and proper that every educated person know more than one variety. Subtractive bilingualism, on the other hand, often implies a society in which one language is valued more than the other, where one dominates the other, where one is on the ascendant and the other is waning.

Results (Russian) 2:

1.2 Определение и измерение
Как можно себе представить, это легко найти определения двуязычия, которые отражают широко расходящиеся ответов на вопрос о степени. В 1933 году, например, Блумфилд отметил, что двуязычие в результате добавления per¬fectly узнал иностранного языка на своей собственной, неослабевающим родном языке; он скорее запутать вопрос, однако, признать, что определение «совершенства» был относительным. С этим признанием, Блумфилд не снимает вопроса о степени, но он предполагает, что любое разделение между одноязычия и билингвизма должно происходить ближе к концу Штейнера континуума, чем се ля ви один. Другие были намеренно расплывчатым: Вайнрайх (1953) просто определяется двуязычие как альтернативного использования двух lan¬guages; в том же году, предположил, что Хауген двуязычие начал с возможностью получения полных и значимых высказываний во второй lan¬guage. Это говорит о том, что даже члены се ля ви лагерь на двух языках. Вообще говоря, раньше определения, как правило, ограничивают двуязычия в равной мастерства двух языках, в то время как более поздние позволили значительно больший varia¬tion в компетенции. Но так как это доказывает, релаксация на практике быть unsat¬isfactory в качестве аргумента совершенства - по крайней мере, для целей определения двуязычия в любом общеприменимого моды - большинство современных лечения признаете, что любое значимое обсуждение должно быть предпринято в контексте spe¬cific и для конкретных целей.
Еще больше осложняет этот вопрос степени, это вопрос, где начинается bilingual¬ism, является тот факт, что любая линия, проведенная должны пересекать не только один общий аспект языка, но много более конкретные темы, способности. Рассмотрим, во-первых, что есть четыре основных языковых навыков: аудирование, говорение, чтение, и writ¬ing. Рассмотрим далее возможные подразделения: говоря навык, например, включает в себя то, что может быть весьма расходящиеся уровни экспрессии в лексике, gram¬mar, и акцент. Существует, таким образом, значительное число элементов здесь, все из которых цифра в оценке двуязычия; это не следует, что силы в один означает силу в другой:
ученик может быть в состоянии понять разговорный английский и валлийский, говорить по-английски
свободно, но только валлийский запинаясь, прочитал в валлийском с читальным возрасте шести и в
английском языке с читальным возрасте восемь написать плохо в английском языке, а не на все
валлийском языке. Это ученик двуязычный? (Бейкер, 1988, стр. 2)
В целом, учитывая оба основные навыки, и их подразделения, есть по крайней мере двадцать размеры языке, который может или должен быть оценены с целью определения второй родной язык. Это может быть, как это наблюдается Вайнрайх, что грубая датчик относительной языком может быть легко достигнуто, что во многих случаях мы можем с большой долей уверенности сказать, какой язык является доминирующим, но эти вопросы не всегда просто, и грубо расплата может быть довольно недостаточно, если мы хотим, скажем, для сравнения групп двуязычных лиц, или если мы хотим, чтобы изучить взаимосвязь между двуязычия и других черт личности.
Многие тесты были использованы для измерения двуязычия; они включают рейтинговые шкалы и беглость, гибкость и доминирование испытания. Первый из них может in¬volve интервью, меры по использованию языка и процедуры самооценки. В некоторых отношениях, опираясь на самооценок имеет много, чтобы рекомендовать его, но сильные здесь отдохнуть от способности индивида к себе отчета точно, грубо эквивалент смысл всей особей, что означает, компетентность и бескорыстную и беспристрастную готовность общаться уровни знанию. Ни один из них не может быть само собой разумеющимся, и неточности переписи infor¬mation о языках (в качестве иллюстративного примера) часто опираются на трудности self¬assessment. В самом деле, некоторые из проблем, здесь также может повлиять на по-видимому, более объективные тесты беглости и гибкости. Мы могли бы, ex¬ample, спросите людей, чтобы ответить на инструкции на двух языках, измерить их время отклика и на этой основе, пытаются установить господство. Или мы могли бы представить картинка именования или завершения слов задачи, мы могли бы спросить предметы, чтобы читать вслух, или мы могли бы представить слово, которое встречается в обоих языках (трубы, например, происходит на французском и английском языках) и посмотреть, как это выражен. Мы могли бы просто проверить степени лексики, или увидеть, как много синонимы для заданного слова человек может придумать. Тем не менее, хотя результаты таких тестов часто intercorrelate, они явно далеки от совершенства.
Помимо опасностей уже отмечалось, он может быть легко видеть, что такие факторы, как отношение, возраста, пола, интеллекта, памяти, языковой расстояния между двумя языками , и контекст тестирования все потенциально противоречащих. Further¬more, даже если бы мы были в состоянии оценить с некоторой точностью, там будет оставаться проблемы адекватной маркировки; то есть, это вряд ли можно ожидать, что meas¬ured лица будут аккуратно попадают в одну или две, или четыре аккуратных категорий способности, или градусов двуязычия. Там даже остается путаница относительно того, что термин должен применяться к тем, желанным лиц, чьи bilin¬gual мощности велики: они известны как сбалансированных билингвов, или ambilinguals или equilinguals (чтобы цитировать только три такие термины)? Baetens Beardsmore (1986) описал ambilingual как человек, который, во всех контекстах, может функционировать одинаково хорошо на любом языке, и кто не показывает никаких следов языке А при использовании Б. Учитывая, однако, что такие люди составляют "редко, если не non¬existent виды "(стр. 7), термин" сбалансированной на двух языках "(или, реже," equilingual ") предназначен для тех, чье мастерство обоих сортов более примерно эквивалентны. То, что мы видим здесь, по сути, является продолжением тех трудностей и опасностей, из тех искажающих факторов, в очень высоких lev¬els способностей. То, что ясно, однако, является то, что подавляющее число тех, кому термин "двуязычный" может быть вообще разумно прикладное попадают в категорию "не свободно" двуязычия.
Есть некоторые другие основные вопросы, которые пересекаются в большей тему степени владения. Например, полезно различие может быть сделано между восприимчивым (или пассивный) двуязычия, и продуктивным (или активный) компетентность; Разница в том, между теми, кто понимает язык - устно или письменно, - но не может производить его сами, и те, кто может сделать оба. Восприимчивы компетенции только был передан в качестве semibilingualism. Этот термин не следует путать с другим, semilingualism, который относится к отсутствием com¬plete беглости на любом языке. (В 1927 году, Блумфилд сделал знаменитый char¬acterization из "Белого Грома" как человек, который "может быть сказано не говорить ни одного языка, сносно" (стр. 437).) В последнее время, идею, зная ни двух языках и имеет было выдвинуто в связи с этническими неосновных динамиков группу (например, понятие Hansegard о в halvsprakighet affect¬ing Финско-шведская билингвов, см Romaine, 1995), и это означало, что semilingualism стал продлен с исключительно лингвистического описания к словечко с политическими и идеологическими обертонами, связанных с большинством и меньшинством, господства и подчинения, угнетения и преследования.
Добавлено в все это расхожая метафора некоторой конечной «контейнерных» компетенции, которые терзал литературу в течение некоторого времени. В самом простом, это говорит о том, что вы получаете на качелях одного языка вы потеряете на перекрестках с круговым движением в другом. Но использование такого контейнера метафору для приобретения lan¬guage и навыков может быть весьма ошибочно, и это едва ли нужно сказать, что наивные попытки вступить в борьбу с сложности может принести больше вреда, чем пользы. Как хорошо, даже если бы мы были признать некоторые модели конечных мощностей, все, что мы знаем, интеллектуальных структур и функций будет предположить, что способности - для языков, в числе прочего - это совсем достаточно большой, что нам не нужно беспокоиться о превышении наши пределы , Если есть какие-либо доверие вообще к идее semilingualism, он должен опираться на довольно редким комплекса социальных лишений и не должны особенно видно, как какой-либо надвигающейся dan¬ger присоединения к языковой дуальности - для которых она представляет только " полусырым теория коммуникативной компетенции "(название кусок Мартина-Джонс и Ромен, 1985), в сочетании с тем, что обычно цель двуязычного динамик, чтобы каждый контейнер язык проводить не только равны, но" полный " Суммы (смотри также Baetens Beardsmore, 1986). Короче говоря, semilingualism еще один вид аргумента от совершенства. Мы должны помнить, что для всех «не владеющих« билингвов (т.е. подавляющее большинство, возможно, все), второй язык может быть слабее, чем первый, который сам по себе, никогда не достигнет совершенства, и что все вопросы, язык сильно взаимодействуют с требованиями функции и контекст.
Не путать с все это и другое различие, что между addi¬tive и субтрактивного двуязычия. В некоторых случаях, изучение другого языка представляет собой расширение лингвистического репертуара; в других, это может привести к замене в первую очередь. Различные результаты здесь отражают differ¬ent социальное давление и потребности. Добавка двуязычие как правило, происходит тогда, когда оба языка продолжают быть полезным и ценным; Классический пример находится в двуязычия аристократии и социальных элит в системах, в которых считалось естественным и правильным, что каждый образованный человек знает больше, чем один сорт. Субтрактивный двуязычие, с другой стороны, часто подразумевает общество, в котором один язык ценится больше, чем другие, где доминирует над другим, где находится на подъеме, а другой ослабевает.